О туризме в Рыбинске не говорит только ленивый. Правда, разговоры эти чаще всего сугубо умозрительны и крайне противоречивы. Оптимисты видят в городе небывалый туристический потенциал. Но даже самые большие любители краеведения признают, что потенциал этот глубоко зарыт, и заставить его работать будет дорого и очень непросто.

Нужны деньги. Причем, не просто деньги, а большие, может быть, даже огромные. И вот когда деньги эти появятся (кстати, откуда?), когда наследие архитектуры 19 века будет восстановлено (кстати, за чей счет?), когда парки будут благоустроены и появятся в них памятники Екатерине Великой, с царского плеча даровавшей Рыбинску статус города, местным купцам, известных своей просветительской и благотворительной деятельностью, а может — просто скульптуры в стиле стрит-арт, такие же, что украшают многие города России и Европы, вот тогда-то потянутся к нам туристы. Сами потянутся, без всяческих усилий местной администрации и ухищрений туроператоров. Но остается главный вопрос: где взять деньги? И он становится основным аргументом для пессимистов.

Впрочем, оппоненты оптимистов — это, скорее, не пессимисты, а вполне конкретные ребята, прочно стоящие на земле обеими ногами, да еще придерживающие свое равновесие обеими руками. Они утверждают, что туризм — целиком и полностью удел бизнеса. И если бизнес не заинтересован в развитии туристических объектов, экскурсионных троп и направлений, значит, дело это бесперспективное.

Нет, бизнес, конечно же, не остается в стороне от восстановления старых зданий, благоустройства улиц или хотя бы территорий рядом с офисами и производствами. Он постепенно выкупает разрушенные системой государственной охраны памятников дома и их остатки. Он ремонтирует их, чистит-красит-украшает. И открывает в них свои конторы. Или магазины. Или гостиницы. По сути, он интегрирует историю в современность, вдыхая в старые здания новую жизнь. Но эти памятники архитектуры сами по себе уже никогда не станут туристскими достопримечательностями. Потому что средневзвешенного туриста вряд ли удовлетворит наружное наблюдение даже большого числа восстановленных зданий.

Бизнес делает то, что ему выгодно. И не занимается убыточными мероприятиями, коими традиционно считаются музеи. Даже музей рыб, это, казалось бы, самое перспективное для туризма в Рыбинске дело, так никто и не рискнул открыть. Видимо, имея в виду опыт существования прочих музеев — либо дотационный, либо нищенский, а порой — и то, и другое.

Наверное, поэтому интерес к приватизации бывшей усадьбе Наумовых на Крестовой, до недавнего времени занятой библиотекой имени Энгельса, был сугубо коммерческим: открыть здесь, например, обувной магазин или очередной ресторан в купеческих интерьерах. Что неудивительно, поскольку дом этот находится в неплохом для памятника состоянии, да и расположен он в самом сердце Рыбинска, в его историческом центре, где покупательские потоки можно изучить и без применения средств социологических исследований.

Дальше рассказывают такую историю. В кабинет Юрия Ласточкина, бывшего тогда полноправным главой Рыбинска, зашла жительница города и очень убедительно объяснила, что усадьба Наумовых — не место для коммерческого предприятия, коим являются магазины, гостиницы, кафе и рестораны. Что у администрации есть уникальная возможность сохранить здание как объект культурного наследия, организовав в нем музей. Не важно, какой, лишь бы усадьба была доступна для посещений туристов, гостей города, да и самих горожан не как очередной магазин в ряду многих, а как культурный объект, дорогой для современного Рыбинска своей историей. Якобы именно тогда впервые применительно к нашему городу прозвучало имя Олега Жарова, предпринимателя, чей опыт восстановления ярославского села Вятское областные чиновники любят приводить как уникальный пример туристического объекта, появившегося стараниями бизнеса.

Олег Жаров

Коммерциализация экологии

Олег Жаров — ярославский предприниматель. Еще он кандидат физико-математических наук, доктор экономических наук, в недавнем прошлом — профессор, преподаватель математической экономики в Ярославском государственном университете. Жаров — владелец группы компаний, занятых экологическим предпринимательством и строительством, автор проекта «Историко-культурный комплекс Вятское», лауреат Государственной премии Российской Федерации за вклад в возрождение и развитие традиционных и культурных ценностей.

Когда-то он работал в академии наук СССР и как ученый имел отличные перспективы.

— Жизнь моя была совершенно однозначной и понятной: научные исследования, конференции, семинары, публикации — все было расписано на несколько лет вперед, — вспоминает он сегодня. — Но однажды на каком-то генетическом уровне я почувствовал, что академии наук больше не будет. В 1989 защитил кандидатскую диссертацию в физтехе, а на следующий год распрощался с академией.

Предчувствия его не обманули. Они практически никогда не подводят предпринимателя. Некое чутье, интуиция, набор знаний, определяющих перспективу — можно называть как угодно. Но Олег Жаров доверяет своему предчувствию. Академия наук действительно вскоре развалилась. К тому времени новоявленный предприниматель уже с головой окунулся в бизнес. Для начала — в высокотехнологичный.

Выбор направления стал результатом многочисленных поездок в Европу. Тогда, во время «железного занавеса», у Жарова была это уникальная возможность — перспективного ученого часто посылали в зарубежные командировки на лекции, семинары, выставки, конференции. Насмотревшись на европейскую цивилизацию и наобщавшись с представителями тамошнего бизнеса, он решил, что опыта, знакомств и связей у него достаточно.

— Была такая иллюзия, что вот сейчас я окунусь в новую рыночную среду, которой, как я сегодня понимаю, в России тогда и не было, и органично вольюсь в бизнес, — Олег Жаров рассказывает о том, как все начиналось. — Я рассуждал так: я — амбициозный, у меня отличная лаборатория, много знакомых за рубежом, хорошие отношения с большинством мировых производителей компьютеров и программного обеспечения. И мне казалось, что этого вполне достаточно: я всех знаю, меня все знают — что еще нужно для деловых отношений?

И он со своей лабораторией создал частную компанию в области микроэлектроники — в том деле, в котором хорошо разбирался и где имел знакомства и связи. Но западные компаньоны надежд не оправдали. Они тянули с заключением контрактов, откладывали переговоры на «завтра», уверяли, что «все хорошо, но нужно решить еще пару вопросов». Время шло, заказов не было, сотрудники оставались без зарплаты.

— Я тогда понял, что бизнес — это высочайшая ответственность за людей, которые тебе поверили, — вспоминает Олег Жаров. — У меня работали профессора, доктора наук, кандидаты, которые, в общем-то, привыкли неплохо жить в советское время. А тут — полное безденежье. Ну, и пришлось заниматься всем подряд только для того, чтобы люди элементарно получали зарплату.

Но он одновременно имел в виду перспективу — микроэлектронику. Она так и не сложилась по многим обстоятельствам. Однако исследовательский дух оказался неубиваем. Жаров не мог долго заниматься куплей-продажей. Не мог и, как говорит, не умел. Наверное, лукавит, потому что фирма выжила, просто коммерция в чистом виде ему была не интересна.

Ниша, которая тогда показалась Жарову и наукоемкой, и перспективной, — это экологическое предпринимательство. Впрочем, термин этот в обиход ввел сам Жаров позже, а слово «экология» в России конца прошлого века редко употребляли. Но понимание, что рано или поздно забота об окружающей среде дойдет и до нашей страны, у него оказалось верным.

— Мы проводили глубокие исследования, издавали книги и справочники по экологическому образованию, организовывали семинары, — Олег Жаров рассказывает, как начинал прививать в обществе культуру в сфере экологии. — Тогда меня зачастую даже не понимали — какая охрана окружающей среды, что за переработка отходов?

Его слова об экологизации экономики вводили людей в ступор. Бизнес в то время был незатейлив. Приходишь на любой нефтеперерабатывающий завод, договариваешься с директором, отправляешь покупателю несколько составов бензина, продаешь, возвращаешь деньги, а может, и не возвращаешь. Поэтому когда он однажды пришел на такой завод и предложил заняться отходами производства, руководство сначала удивилось, потом покрутило пальцем у виска, затем согласилось — жалко, что ли, главное, что не бензин просит.

Так началась его коммерциализация экологии, которая считалась затратным и даже убыточным мероприятием. Со временем государство ужесточило экологическое законодательство — Жаров не ошибся, забота об окружающей среде стала обязанностью для бизнеса: либо плати огромные штрафы, либо обеспечивай экологизацию своего производства. И группа компаний «Эколлайн», созданная Олегом Жаровым на заре частного бизнеса в России, сегодня обеспечена заказами на проектирование природоохранных объектов, их строительство и эксплуатацию.

Коммерциализация культуры

Освоив экологическое предпринимательство и став вполне состоятельным человеком, Жаров решил, что неплохо бы заиметь домик в деревне. Вместе с женой он выбрал село Вятское. Купил здесь бывшую усадьбу, восстановил ее до состояния игрушки — красота! А однажды вышел на улицу, посмотрел вокруг, и так ему стало стыдно! Ни дорог, ни удобств, сплошная разруха.

Будущее села Вятское

Стыд, кстати, Олег Жаров считает великой движущей силой. Ну вот почему мы живем хуже, чем в Европе? Почему нам зачастую стыдно демонстрировать нашу жизнь иностранцам? Зачем мы прячем глаза, когда проходим мимо пьяного, рваного, нищего и убогого? На эти вопросы ответ один — потому что мы привыкли и нам уже не стыдно. А если кому-то стыдно, тот начинает пространство вокруг себя исправлять.

Итак, Жарову стало стыдно за атмосферу, в котором он вынужден жить. Или за бесхозяйственность, к которой он не имел отношения. А может — за пьяную безработную деревню, которая простирается от Крыма до Сахалина. Было это пять лет назад. Тогда-то история Вятского сделала крутой поворот.

Жаров начал выкупать полуразрушенные пустующие дома и восстанавливать их. Затем он начал открывать в них музеи. Потом — гостиницы и рестораны. Одновременно он чистил село от грязи, строил дороги, ремонтировал водопровод и канализацию, реставрировал церковь. За пять лет он вложил в Вятское около полумиллиарда рублей. Своих, без господдержки и привлечения банковских кредитов.

— Никогда не пользовался никакой помощью власти, — говорит Жаров сегодня. — Я не понимаю их дурацкие схемы финансирования, а разбираться — времени жалко. Не мешали — и то спасибо. И брать кредит под такой рисковый проект из разряда авантюрных рука не поднялась.

Пока Олег Жаров не готов ответить на вопрос, насколько прибыльным оказалась его культурно-коммерческая авантюра. Он считает большим достижением, что через пять лет проект перестал быть дотационным. Историко-культурный комплекс «Вятское» обеспечивает себя сам. При этом кормит других — здесь работает сто человек, 80 из них — местные жители.

В селе всего сто домовладений, из них 53 — памятники архитектуры. Восстановлено около 30 объектов. Причем, восстановлены по всем требованиям архнадзора.

— Меня уже не пугают охранные обязательства, — говорит Жаров. — Мы руку набили, понимаем механизм действий и алгоритм технологий.

Впереди — восстановление еще более двадцати памятников, плюс 15-20 домов, которые «портят картину». На очереди — второй храм, к ремонту которого только-только приступили.

Вторая попытка коммерциализировать, казалось бы, заведомо убыточное направление — культуру — оказалась не менее успешной, чем первая — экологический бизнес. Причем, Жаров настаивает, что занимается не развитием туризма, а именно культурой:

— Туризм — это бизнес-составляющая, которая дает возможность зарабатывать деньги. А в Вятском мы меняем среду, в которой живем, в которой находится историко-культурное наследие. Мы много работаем с населением, с детьми, и делаем это не для того, чтобы привлечь туристов. По большому счету, я делаю это для себя — хотелось избавиться от того стыда, который испытал пять лет назад, оглянувшись вокруг.

Жарову можно верить, можно не верить. В конце концов, бизнес убытка не терпит. Да, они меняют среду вокруг себя, и одновременно зарабатывают на этой среде деньги. А что такого-то? Вот, например, ресторан для туристов, а вот — школа для местных детей, в которую Жаров вложил сотню миллионов. А может больше, этим инвестициям он счет не ведет.

Тем не менее, созданный пять лет назад историко-культурный комплекс «Вятское» сегодня самоокупаем. Причем, как утверждает его автор, музеи, коих в селе насчитывается уже девять штук, спонсируют гостиницы и рестораны.

Почему, ну почему музеи в Вятском прибыльные, а в Рыбинске, да и во всех прочих города, музейное дело считается дотационным? Или культура — токая духовная материя, которая не должна думать о бренном металле?

— Потому что и музей не должен быть статичным, — говорит Олег Жаров. — Зачем навешивать стекла и канаты, ограждая от посетителей предметы быта? Понятно, когда охраняют великие произведения искусства. Но в большинстве своем музеи просто не хотят зарабатывать. Не хотят шевелиться. Ну, вот дай директору музея зарплату в два раза больше, и ничего не изменится. Потому что он знает — дотации будут, независимо от того, работает он хорошо или вообще не работает.

Впрочем, музеи — это лишь часть проекта. Философия развития культуры (или бизнеса?) в Вятском у Жарова такова: он, как ученый-исследователь, пытается показать, что историческое наследие городов и сел России — это и есть тот механизм, который позволяет развивать территории. Даже самые депрессивные. Это сельское хозяйство можно убить, а история, которая есть у всех, никуда и никогда не денется.

Усадьба Наумовых в Рыбинске

Рыбинский проект

Олег Жаров плохо знает Рыбинск, и когда идея рыбинского проекта была ему преподнесена, отнесся к ней отнюдь не с пионерским задором:

– Я сначала съездил посмотреть усадьба сам, конечно, был потрясен архитектурой и интерьерами. Но надо понимать, что у меня нет в Рыбинске нужной для работы инфраструктуры, я не знаю людей. Поэтому сомневался.

Дальше события развивались так. Жаров привез в Рыбинск своих консультантов: финансиста, строителя и жену, которая сегодня работает директором «Вятского», а в прошлом руководила банком. При этом он пребывал в полной уверенности, что финансист скажет — денег нет, строитель — отреставрировать невозможно, жена — зачем нам лишняя головная боль?

— Мы походили по усадьбе, а затем решили пообедать в соседнем кафе, — вспоминает Олег Жаров. — Спрашиваю: ну как? Финансист говорит: найдем деньги-то. Строитель говорит: в принципе все нормально, можно сделать. Жена говорит: а мне понравилось. В общем, привез себе на голову.

А потом случилось настоящее чудо. Жаров считает, что такое в его жизни было только один раз и вряд ли когда-нибудь повторится. Весь состав Рыбинского совета депутатов приехал к нему в гости в Вятское. После этого Жаров принял решение.

— Как я мог отказаться и как теперь этих людей я могу подвести? — говорит он сегодня.

Депутаты передали Олегу Жарову усадьбу в безвозмездное пользование на 49 лет. Условие одно — использование объекта в культурных целях. А ведь могли бы продать, и открылся бы в Рыбинске очередной обувной магазин или очередное кафе в исторических интерьерах. А теперь…

Что здесь будет теперь, Жаров пока точно сказать не может. Хотя, наверное, лукавит, потому что с азартом рассказывает о том, что во флигеле можно организовать производство кирпича. Не для того, чтобы им торговать, а для участия посетителей в процессе старинных технологий. Коллекция кирпичей, кстати, у Жарова — самая крупная в России, более тысячи штук образцов 19 века.

Еще у него есть старинный литографический станок «Эрих Краузе».

— Литография в России практически закончилась, — говорит он о возможном применении оборудования. — А здесь вполне можно поставить работающий станок.

Еще можно добавить к нему два офортных, один гравюрный — все это сегодня находится в запасниках Жарова. И в Рыбинске начнет работать настоящая старинная типография, которую туристы смогут не просто посмотреть. Они смогут стать участниками процесса производства полиграфической продукции конца 19 века.

— Вне всякого сомнения, в Рыбинске будет интерактивный музей, — это Олег Жаров знает точно. — Обычный музей купеческого быта с выставленными за стеклом экспонатами — это не интересно. Нужно, чтобы все здесь жило, дышало, работало вместе с посетителями.

Размер предстоящих затрат в рыбинский проект (или авантюру?) Жаров пока назвать не может. Будут ли это сто миллионов рублей или больше, он определит, когда подпишет все документы, разработает проект, составит смету. Но сейчас он точно понимает, в каком направлении будет идти:

— В направлении расширения Вятского — развитие музеев. Русская предприимчивость, история российского предпринимательства — все это хорошо проецируется на Рыбинск. У меня в запасниках очень много экспонатов, которые легко вписываются в рыбинскую среду.

Прием у президента

Правила жизни и бизнеса

— Странно как-то вы работаете. Обычно сначала составляется бизнес-план, затем считают деньги и только потом принимают решение. У вас же все наоборот.

— Для меня бизнес — это творчество. Есть вдохновение — есть и работа, и возможность получить прибыль. Нет вдохновения — никакие бизнес-планы не помогут.

— А когда вы поняли, что проект Вятского получился?

— Спустя пять лет я получил Государственную премию. Будем считать, что тогда мне все стало понятно о проекте. Хотя я понимаю, что это билет в один конец. Каждый день появляются новые идеи.

— Вы говорите, что развиваете территорию. Но в Вятском, кроме музеев и туристской инфраструктуры, работать негде. Сельское хозяйство умерло. Разве это не тупиковый путь?

— Конечно тупиковый. Поэтому мы начали строить в Вятском производство. Это будут соленые огурцы, то, чем здесь занимались испокон веку. От выращивания до фасовки — переработка с сохранением всех технологий, которые были в дореволюционной России, когда вятские огурцы экспортировали в Европу. В этом году хотим завод запустить, для пятидесяти человек будет работа. А вообще ставлю себе задачу — в течение максимум пяти лет сделать Вятское российским Баден-Баденом или Карловыми Варами.

— Экология, культура… Что на очереди для коммерциализации?

— Коммерциализация научных исследований. Хочу создать венчурный фонд.

— Разнообразный вы, однако. И все-таки, какой бизнес вам ближе?

— Любой нескучный, динамичный, движущийся. Я же говорю: бизнес — это творчество. Даже не так: бизнес — это высшая форма творчества.

— А как кадры подбираете? Есть проблемы?

— Я эти проблемы решил раз и навсегда. В моей жизни мне ни разу не посчастливилось встретить человека, который уже готов работать. Поэтому я давно сам воспитываю кадры. Я их затачиваю под себя.

— Какие требования предъявляете?

— Самое высокие. Никогда не контролирую по мелочам, стараюсь доверять. Но в целом контроль тотальный. Люди должны понимать, что ни один их недочет не останется без внимания.

— Зачем вообще вы купили дом в Вятском. Бизнесмены вон на Рублевке покупают.

— Да не интересно мне на Рублевке.

— А в Вятском интересно?

— Интересно. Я там такой эксперт по всем вопросам. Меня теперь спрашивают, в какой цвет забор покрасить и как лучше крышу покрыть. Знаете, как люди меняются? Раньше пьяные валялись, теперь бумажку мимо урны кинуть стыдно.

— В Рыбинске тоже будете вслед за музеем строить гостиницы и рестораны?

— Зачем? В Рыбинске всего этого в избытке. И в этом его преимущество. Проект в Вятском потому и стал таким затратным, что потребовал инфраструктуры.

— Говорят, вы еще и в Ярославле берете дом под музей.

— Беру. Называется Дом муз. Там будет музей современного искусства — впишем, как и рыбинский проект, в один комплекс с Вятским.

— Вам что, так интересны история и искусство?

— История, да, интересна. В искусстве большой специалист жена, Лариса Коваленко. Она возглавляет историко-культурный комплекс «Вятское» и, кстати, отлично делает экспозиции живописи. Когда ушла из банка, заявила, что всю жизнь занималась не тем, и вот только сейчас работа начала приносить радость. Мне же больше интересны механизмы. Любые, лишь бы двигались. Я участвую во многих аукционах, покупаю механические музыкальные инструменты, старинные часы, станки, инструменты, музыкальные шкатулки. Многие сам реставрирую.

— И вам нравится такая жизнь: из науки — в экологию, из экологии — в музеи. Соленые огурцы, венчурный фонд…

— Другой жизни я не представляю. Я получаю удовольствие. При этом я не устаю. Кстати, забыли перечислить: еще я занимаюсь строительством жилых зданий. Заложили 59 трех-четырехэтажных домов общей площадью 138 тысяч кв. метров. До 2018 года построим. И еще есть коттеджный поселок. Даже два.

— Что в вашем понимании социальная ответственность бизнеса?

— Да, слышал о таком. Есть много мотиваций для социальной ответственности. Стыд, например, о чем мы уже говорили. Главное, чтобы это было не разговорами и сотрясанием воздуха, а конкретным делом.

— А что, по-вашему, нужно для успеха в бизнесе?

— Оптимизм и воля. И отношение к бизнесу такое, когда кайф получаешь. Деньги — это не цель. Это средство достижения цели.

Полная версия для журнала «Форсайт»