Жизнь Ирины разделилась на «до» и «после» в результате трагедии, случившейся в 2009 году на бобслейной трассе в немецком Кёнигсзее. Произошло столкновение экипажей. Ирина Скворцова получила страшные травмы. После этого были годы борьбы, операций, реабилитации и Олимпиада в Сочи, на открытии которой Ирина сидела рядом с президентом России.

Трагелия в немецком Кёнигсзее

— Могли бы вы рассказать о том, что вы помните о той трагедии, которая произошла в 2009 году на трассе бобслеистов в немецком Кёнигсзее.Почему это произошло, с вашей точки зрения? Официально говорят, что это ошибка судьи.

— Официально — да, ошибка судьи, он выпустил на красный свет. Конечно, прошлая жизнь как сон. Не верится, что она была. Как будто я всю жизнь на костылях. Мы приехали из Австрии в Германию в Кёнигсзее вечером в воскресенье, поужинали, посидели в интернете и пошли в гостиницу спать. Наутро за нами приехала машина, тренеры, и мы поехали на трассу.

Там я уже помню все смутно. Приехали, прошлись по трассе, Надя пошла с тренерами, потому что ей нужно знать траекторию трассы, я тоже пошла изучать трассу, потому что мне нужно знать, где тормозить. Я ее прошла несколько раз, запомнила, куда и какие повороты, и пошла разминаться. Размялись, сидим в раздевалке с ребятами, смеемся, ждем старта. Тут заходит один из наших пилотов и говорит: «А почему вы тут сидите? Вас объявили».

Я не знаю, как так получилось. Я никого не виню, вполне возможно, что стартующие поменяли списки, потому что я уверена была в Наде, она сказала, что мы стартуем перед нашим экипажем. Нас объявили, мы побежали, шлемы уже одевали на ходу, уже в шиповках, в костюме. Прибежали, там боб стоял, нам его вытащили на трассу, потому что оттуда стартуешь. Надя села в боб. И я села в боб. Я сгруппировалась, нас отпустили. И все.

— Дальше не помните?

— Да. А дальше было 13 января. Дальше я могу сказать только со слов, которые мне передали. Потому что я была в шоковом состоянии. Произошло столкновение, я пыталась встать на ноги, орала, что я не чувствую ног. Крики, оры, кровь. Не знали, что делать. Меня пытались утихомирить, это не получалось, потому что в шоковом состоянии человек может поднять бетонную плиту. Это факт.

В итоге «скорая» меня утихомирила уколом. И все. Вроде как, со слов очевидцев, я очень долгое время провела на трассе, потому что не знали, как меня транспортировать. В клинике в Рамштайне я пролежала две недели примерно. За эти две недели мне делали операции, переливание, сшивали все, что могли, и непосредственно искали, куда меня дальше перевести. Потому что эта клиника маленькая была, а мне уже нужен был центр побольше, более профильный.

Разослали мое резюме в несколько клиник. Отозвалась клиника, где мой профессор сейчас работает, делает операции. Приехал его заместитель, посмотрел на меня, посмотрел на анализы, привез их врачу. И врач уже сказал: «Давайте попробуем, но я не уверен, что она до Мюнхена долетит». Потому что перевозить только на вертолете, а вертолет — это смена давления, давление — это значит расширение сосудов, а если расширение сосудов, а они сшиты, то возможна кровопотеря. Но, по счастью, мы долетели до Мюнхена, и там я уже лечилась. Открыла глаза уже 13 января.

Операции и реабилитация

— Как вы восстанавливались после этой трагедии на трассе? Как вы нашли какие-то крючки, за которые можно было зацепиться?

— Мне врачи не говорили изначально диагноз. Когда я проснулась, естественно, я задавала вопросы: когда я вернусь в спорт, когда я могу тренироваться. А врачи уходили от ответа: «Ира, давай полечимся, потом видно будет». Потом уже был реабилитационный центр, и вот в реабилитационном центре, когда я упала на одной из прогулок и встать уже не смогла, в тот момент я поняла, что спорт забыт и все забыто.

— Как вы выходили из этого состояния?

— Дальше опять пригласили психологов, потому что увидели мое состояние, нужно было срочно работать, иначе бы я ушла в себя. Все было нормально. Но потом случился внеплановый абсцесс. Мне немцы «запороли» ногу, они довели пятку до некроза. И я забила тревогу, отправили фотографии моему врачу, и он говорит: «Срочно на операционный стол». Мне сделали операцию. И я понимаю, что опять мне с нуля нужно начинать. Естественно, психика не выдерживает, я ушла в депрессию. Опять вызвали психолога, потому что я с врачами не разговаривала.

— И опять операции?

— Нет, после заключительной операции в 2010 году на пятке, оказалось, что у меня аллергия на нитки. После этого был реабилитационный центр и отъезд в Россию. Здесь хорошая реабилитация. Я была довольна ей.

— Как по вашим ощущениям, все операции уже позади?

— Нет. Я только в декабре 2013 года пластику начала. Еще не меньше двух лет.

— А внутри уже все сделали?

— Нет, со спиной еще проблемы. Семь операций, и все впустую. Не знаем, что делать. Где-то сидит бактерия. И не можем понять, где.

Олимпиада в Сочи

— А расскажите, как вы попали на Олимпиаду-2014 в Сочи? И что там вообще происходило?

— Я приехала после полостной операции из Мюнхена, это был как раз декабрь 2013 года. Вернулась, начались проблемы со здоровьем. Я по «скорой» попала в российскую больницу. Пока лежала в этой клинике, пришла смс, что администрация президента приглашает меня на церемонию открытия Олимпийских игр, связь через минспорт. Я пишу: «Да, я согласна». Они говорят: «В 7 утра мы вас ждем, адрес такой-то и такой-то, вылетаем в Сочи».

Накануне я выписываюсь из клиники. Утром встаю, укладка, макияж, прическа, оделась, сумку на плечо, в машину и в назначенное место погрузки. Это чартерный рейс, и мы вылетаем с опозданием на час. Прилетаем поздно. Естественно, времени переодеться нет, надо ехать к Мутко на мероприятие. Там выясняется, что я в Москве оставила аккредитацию. Срочно звонить. А она в базе уже есть, ее нужно просто срочно распечатать и доставить мне. Слава богу, я вспомнила на мероприятии, что у меня ее нет, а иначе это было бы просто феноменально.

После мероприятия мы уже поехали на стадион. Там ко мне подошли и сказали: «Ирина, вы сидите в президентской ложе». Дали значок, говорят: «Прицепите себе на одежду на видное место, чтобы вас пропустили охранники». Я прицепила его на свое красное пальто, уже знаменитое, и дяденька говорит, можете пройти в президентскую ложу. Я прошла. Там уже многие собрались, с кем мы ехали, с кем были на мероприятии у Мутко. Все сидим, разговариваем, еще до открытия время есть.

Тут всех начинают потихоньку рассаживать, ко мне подходят и говорят: «Ирина, пройдемте. Вас проводят туда, где вы сидите». Я говорю: «Нет. Еще сорок минут до открытия Олимпиады, там холодно, я не пойду туда». Это я сейчас понимаю, почему меня хотела туда посадить заранее. Я сижу дальше в тепле, уюте на диванчике. Потом опять ко мне подходят и говорят: «Ирина, ну уже время, пойдемте». Я говорю: «Ну ладно».

Меня проводили, сказали: «Ваше место, присаживайтесь». Сзади сидят ребята, фигуристы, говорят: «Ни фига себе, с президентом сидишь». Я говорю: «Да ладно!». Меня больше всего пугало и волновало, что будут камеры — не то, что рядом будет Владимир Владимирович. Он же просто человек, из плоти и крови. А тут камеры, а тут весь мир. Вот так я, в принципе, попала на открытие Олимпиады.

— Последний вопрос, довольно неприличный. Откуда берутся деньги на реабилитации, операции в Германии?

— Это то, что я по суду выиграла после аварии. Мне выплатили компенсацию. Вот на эту компенсацию я сейчас и лечусь. Пока лечусь. Дальше, конечно, нужно будет смотреть и, естественно, зарабатывать деньги, если эти закончатся, на следующие операции.

— Ирина, что доктора обещают? Вы полностью восстановитесь?

— Вообще, мне немцы сказали, что я на коляске всю жизнь буду. А я уже без костылей периодически могу ходить по квартире. Но я с ними буду всю жизнь, стопу я не чувствую, я ею не шевелю, но я ее ощущаю, как стоит она, есть ли поверхность или нет, и это уже прогресс.

Нервы у меня не должны были восстановиться, ногой я не должна была шевелить, должна была на коляске ездить. Поэтому никаких прогнозов никто не дает. Я сейчас на реабилитацию даже не езжу, мне надоело. Я жить хочу нормально, ходить с друзьями в театры, в кино, на выставки, в кафе. Я хочу ездить на отдых. Я не хочу эти белые стены видеть.